Коллеги из "Кремлевского безбашенника" усматривают риски новой волны сепаратизма при смене власти, но тут я могу с ними согласиться лишь отчасти. Безусловно, смена власти всегда становится т...
Коллеги из "Кремлевского безбашенника" усматривают риски новой волны сепаратизма при смене власти, но тут я могу с ними согласиться лишь отчасти. Безусловно, смена власти всегда становится триггером для трансформаций и понятно, что здесь напрашивается аналогия с распадом Советского Союза после которого в республиках Северного Кавказа начался процесс националистической радикализации. Однако важно понимать, какие факторы тогда к этому привели. А это была, главным образом, поломка привычных социальных лифтов, которые обеспечивала советская номенклатурная система. Не было больше КПСС, не было больше привычных механизмов ротаций, исчезла устоявшаяся система перераспределения материальных и символических благ между центром и периферией. В этих условиях бывшие местные партийные элиты, потерявшие поддержку Москвы, которой резко стало не до окраин, были вынуждены в целях выживания оперативно трансформировать в элиты национальные. Национальное самосознание стало первым, что пришло на место, освободившееся в результате слома советской идеологической системы. Наверное, со стороны могло показаться удивительным, как быстро в грузинской Аджарии бывшие “красные” бонзы оказались под одними знаменами с имамами из отдаленных деревень или как в Кабардино-Балкарии советский интеллигент Юрий Шанибов моментально превратился в национального активиста Мусу Шанибова, но это обманчивое впечатление. На самом деле все логично, если учесть, что в царившем тогда хаосе требовалось быстро найти новые точки опоры, чтобы сохранить прежнее влияние, а может и приобрести новое. То есть проблема была не в смене режима как такового, а в том, что в стране отказала система управления и сломались правила игры, ранее понятные всем. Кавказский национализм находился в период СССР в тени не потому, что его душили советским сапогом, а потом что вступать в комсомол и партию, социализироваться по светским принципам и брать русское имя было более перспективно по жизни. Хотя, безусловно, сейчас это не принято признавать.
Поэтому Москва не столько “заигрывает” и не торгуется, сколько пытается проводить работу над ошибками, причем уже имея дело с последствиями тех самых ошибок. Откатить до состояния “человека советского”, который был конструктом наднациональным и надрелигиозным, по объективным причинам не получается. Поэтому приходится вести игру в имеющихся рамках. Никто, конечно, не гарантирует, стопроцентного успеха, однако проявлять в отношении Кавказа наместническую жесткость - себе дороже. И потому, что это создаст внутренний фактор нестабильности, практически в соответствии с мечтами “ российского правительства в изгнании” , и потому, что исторически в российской внутренней политике все же преоблада модель сотрудничества и патронажа, а не колониализма. Ваш Юрий Долгорукий
